Раза три-четыре в неделю я прохожу мимо этого неприметного гранитного памятника. Он установлен у входа в местный паб и при хорошей погоде вокруг всегда столики, за столиками люди – семьи с детьми, пенсионеры, разнообразные местные жители. Этот памятник никогда не выглядит одиноким. Кажется, что это и не памятник вовсе, а живой человек среди своих друзей.

Этот памятник – мемориал Кита Блейклока. Человека с меланхоличным лицом, 40-летнего отца троих детей, констебля полиции, погибшего очень страшной смертью во время беспорядков в Broadwater Farm в 1985 г. Тех самых, которые сейчас то и дело сравнивают с воскресными событиями в Тоттнэм.

То, что мемориал Кита установлен не на месте его гибели, а в том районе, где проходила его постоянная служба, очень символично. Дело в том, что на протяжении многих, очень многих столетий полицейская служба в Англии ассоциировалась вовсе не с охраной интересов государства, а с охраной общины. Тех самых communities, о которых тоже очень много говорят в эти дни и сила которых начала проявляться уже на третью ночь беспорядков.

БРИТАНСКАЯ СОСЕДСКАЯ ОБЩИНА

И английский «бобби» естественнее всего выглядит не стоящим против враждебной толпы, а стоящим посреди толпы дружелюбной или деловитой – среди жителей своего района и туристов. Поэтому мемориал Кита Блейклока кажется мне очень правильным, «домашним» мемориалом. Он совсем не похож на гламурно-величественный памятник герою. Возле паба порой валяется мусор, по улице спешат прохожие, но это именно та обстановка, в которой работал констебль, он был тут своим и остался среди своих и после смерти.

Это может показаться необычным и странным, но Англия, несмотря на всю свою раннюю индустриализацию и сегодняшний высокий уровень развития, остается страной очень «общинной». Даже в городах, и тем более в селах Англии необыкновенно сильна роль добрососедских отношений, важно каждое мелкое событие, происходящее на уровне района, – какие-нибудь местные ярмарки, фестивали, собрания групп по интересам и прочая местная активность. Это то самое плотное гражданское общество, в его локальном проявлении.

Даже Лондон, огромный и во многих отношениях суперсовременный мегаполис, фактически представляет собой конгломерат своеобразных «деревень» с разными, иногда очень интересными характерами. И «деревенский» полицейский – это не присланный откуда-то чужеродный и враждебный элемент, а часть местной «общины», часто житель того же района, которого хорошо знают, с которым общаются по-дружески на улицах, вместе пьют в пабе. В сельской Англии это положение вещей сохраняется до сих пор, и в какой-то мере это было справедливо даже для Лондона. Во всяком случае, до недавнего времени.

Корни этого отношения между полицией и обществом, наверное, в двух основных социально-исторических особенностях Англии: очень раннем установлении демократии и, что важнее, непрерывном усилении этой традиции, а также в очень поздней централизации полицейских функций. Институт шерифов и констеблей оставался прерогативой исключительно городского (деревенского) совета вплоть до середины XVIII века. К этому времени в большинстве соседних государств централизованный полицейский контроль существовал уже несколько столетий, причем в интересах абсолютистских режимов.

POLICING BY CONSENT

В Англии же констебли воспринимались как выделенные общиной люди, действующие исключительно в ее интересах. Иными словами, обыватели выступали непосредственными работодателями полицейских и отношения строились соответствующим образом. Только в конце XVIII века часть констеблей стала получать оплату не от общины, а от государства через налоги, но на протяжении нескольких десятилетий это было распространено в основном в Лондоне, а в остальных частях страны сохранялись «общинные» отряды поддержания порядка.

Такая тесная связь полиции с местной общиной в сочетании с исключительно развитой демократической традицией сформировали фундаментальный принцип функционирования британской полиции – policing by consent. Это многофакторное понятие, которое означает, в частности, что полиция – это не навязанная государством сила, а часть гражданского общества, которому само общество предоставило некоторые полномочия по поддержанию порядка.

По словам одного полицейского, полиция не должна становиться Her Majesty's Gestapo, которое хватает, тащит в кутузку, пытает и делает что угодно в интересах правящего класса – просто потому, что полиция исторически действует не только в интересах верхушки и ассоциирует себя не только с establishment. На практике это может выражаться, например, в непривычном для России сверхпротекционизме полиции по отношению к простым гражданам.

Когда вскоре после приезда в Англию мой десятилетний сын – вполне самостоятельный, как многие российские дети – отправился в одиночку в супермаркет минутах в двадцати ходьбы от дома, а вернулся в сопровождении двух полицейских, я даже успела на минуту испугаться. Оказалось, что несмотря на все его уверения, что с ним все в порядке, что живет он близко и прекрасно знает дорогу домой, полицейские решили, что он все же слишком мал и проводили его на всякий случай. Привели, козырнули и ушли. Дело происходило в 4 часа дня в абсолютно благополучном районе, и полицейские действовали исключительно по своей инициативе. Представить такую ситуацию в России мне очень трудно.

Policing by consent также означает, что граждане помогают полиции в осуществлении ее полномочий, а не вставляют ей палки в колеса по поводу и без. Такое сотрудничество абсолютно логично, если граждане являются фактическими нанимателями полицейских. Феномен внутреннего антагонизма обычных законопослушных граждан с полицией как олицетворением репрессивной машины государства, столь характерный для российских реалий самых разных периодов, в Англии, похоже, просто не существует.

Обычный средний обыватель, не озабоченный какой-нибудь радикальной идеологией и не особенно вникающий даже в мэйнстримную политику, общается с полицейскими спокойно и дружелюбно, и общение это начинается отнюдь не с приказания «Предъявите ваши документы», а может быть и по инициативе гражданина.

Я не имею в виду так называемое стукачество на соседей – мне трудно судить, распространено ли это в английском обществе, поскольку за много лет не сталкивалась с таким ни разу. Но видеть, как местные жители сами подходят к полицейскому на улице, о чем-то его спрашивают, у них завязывается оживленная беседа, доводилось бесчисленное количество раз. Да и сама я, если нужно, например, сориентироваться на местности, чаще всего высматриваю полицейского – они всегда знают район даже лучше, чем торговцы.

А вот представить ситуацию, в которой у меня возникло бы желание подойти к российскому полицейскому на посту и спросить его о чем-нибудь, мне сейчас трудно – попробовав несколько раз и получив в ответ в лучшем случае хмурое нечленораздельное бурчание, я поняла, что российские полицейские в общественных местах расставлены для чего-то другого.

ГРАЖДАНСКИЙ ТЕРРОР

А ГДЕ ЖЕ ВОДОМЕТЫ И РЕЗИНОВЫЕ ПУЛИ